Георгий Свиридов: «У МУЗЫКИ В РОССИИ – ОСОБАЯ СУДЬБА»
Георгий Свиридов:
«У МУЗЫКИ В РОССИИ – ОСОБАЯ СУДЬБА»
No: 20(50)
Date: 12-12-2000
НАДО СКАЗАТЬ прежде всего, что великая философская мысль — и европейская и, в особенности, русская — всегда была связана с религией. Поэтому она и истреблялась. Но русская философская мысль есть подлинно д у м а, то есть мучительная мысль, неотвязная дума, национальная мысль. Она носит глубоко нравственный, поучительный характер — вот почему, повторяю, она и истреблялась, и была гонима. Это в равной степени относится и к русской музыке.
Вот сказано: «Пушкин — это наше все». Это неверная мысль. Пушкин погиб в середине своего поприща. В нем зрел новый человек. Но Пушкин — это еще не все. Прежде Пушкина у нас есть преданья. Кстати, сам Пушкин глубоко чтил и оглядывался, и ориентировался на «преданья старины глубокой».
Поучительно и интересно соотнести русскую философскую мысль в одном ряду: литература, музыка, живопись. Мусоргский — титан, настоящий философ не только в русской, но и мировой музыке. Он равный среди таких титанов в литературе, как Толстой и Достоевский. Верно заметил академик Лихачев по поводу Мусоргского: среди великих мыслителей он еще не вскрыт как личность. Он — философ, и Лихачев верно поставил его в один ряд с митрополитом Иларионом.
А вот в русской живописи такого явления нет. В чем здесь дело? Очевидно, в том, что наиболее органично русская дума могла реализовать себя в иконе. Интерес же к иконе с XVIII века приобретает чисто эстетический характер. Слабеет само религиозное чувство. Пожалуй, только Нестеров был столь же религиозен, как Рублев. Рублев гениально выразил русскую думу, русское чувство в канонической форме. Его вел не только талант, но и сила религиозного чувства. Нестеров — Рублев своего времени. «Видение отроку Варфоломею» — духовная картина.
Мусоргский в «Хованщине» — религиозный композитор. Это нужно осознать. «Хованщина» — это прямое общение с Богом, прямая молитва, но через театр...
Я часто задумываюсь над тем, почему Толстой боролся, противился церкви? Вероятно, потому, что в церкви в определенный период образ восторжествовал над сущностью. Вот эту сущность хорошо чувствовал и понимал Мусоргский. К счастью, у него были ученики. Корсаков в «Китеже» — настоящий ученик Мусоргского. После Мусоргского и Корсакова — Рахманинов с его «Всенощной» и «Литургией». На этом закончилось русское религиозное искусство. Его совершенно необходимо знать и понимать современному человеку как свою основу, как свою историю. К сожалению, курс истории русской музыки в нашей Консерватории скуп, непозволительно краток.
Наша православная музыка была, несомненно, ближе к Богу. В ней меньше искуса, меньше искусства. Нету этих виртуозных рук, бегающих пальцев, органа. Но зато есть простота, запечатленные древние мелодии.
Сочинения Мусоргского — по существу, насквозь религиозное искусство в театральной форме. А вот, скажем, Стравинский — это вполне светское содержание в форме духовного искусства. Он изображает обряд — не более...
Русская философская мысль никогда не впадала в схоластику. Это чуждо русскому сознанию, самому религиозному строю, самому православию. Ведь что такое православие само по себе: православие, то есть чуждое какому-либо заблуждению. А что такое заблуждение? Это неправильное толкование или развитие самой сущности веры. В России схоластики не было. Русская литература родилась из церковной проповеди, из проповеди священника, из поучения, потому что великая литература и великое искусство всегда поучают. Дидактика, поучение стали считаться недостатком искусства, недостатком литературы. Но в искусстве гармоничном, в искусстве глубоко религиозном момент поучения — это один из главнейших моментов искусства, искусства на службе религии. Поучение — необходимый момент. Смысл искусства в значительной мере — в совершенствовании человека.
НАШИ НАРОДНЫЕ ПЕСНИ — это грандиозное сокровище. Их погубили совсем за последние годы. Их не собирают. Я был последним человеком, который поссорился со всем Союзом композиторов на этой почве. Я пытался открыть серию, создать антологию русской песни. Сопротивление музыкальной среды — вот что я ощутил. Эту идею отвергли люди, которые руководят этим делом в государственном масштабе. Гробится не только русский фольклор, но и фольклор других народов. Например, на Дальнем Востоке есть совсем малые народы — коряки, ительмены. За последние двадцать лет эти народы исчезли вообще. Не то чтобы они вымерли, нет, но они растворились, разъехались, скрестились с другими народами… И вместе с ними исчез этот замечательный фольклор. Это примитив совершенно удивительный. Например, есть такая песня шамана (она записана на пластинке). Он изображает океан, чаек, бурю — это целое произведение. Это феноменально: он поет, играет на деревянной гребенке, изображая океан. Это детское воображение, но замечательное своей близостью к природе.
Это детское, эта близость к природе всегда есть у хороших композиторов. У замечательных людей, у гениальных и больших людей всегда есть что-то детское. Гениальное — это то, в чем сохранилось детское, целомудренное. Это душа человека, который видит мир в первый раз, снимая наслоения, штамп культуры, воспитания, рутину образования.
Спасение национального духа, национальной культуры должно быть, по-моему, тесно связано в культуре, искусстве с состоянием романтизма. Чтобы существовали национальное искусство и нация, необходимо, чтобы была романтизация предания. Помните, в кинофильме «Чапаев» пели песню про Ермака? Это была первая картина о революции — русская картина. Хотя Чапаев был чуваш. Но православный. Это была романтизация революции. Это то, что в тридцатые годы начиналось, но быстро сникло, потому что жизнь повернулась очень жестоко. Это были замечательные годы перелома, когда вернулся из-за границы Горький. Идея организации Союза писателей. Съезд писателей — пестрый. Но там были идеи. Идея социалистического реализма — глубокая идея. Романтизация искусства. Романтика. Уже у Пушкина — типичные романтические произведения. «Капитанская дочка» — это настоящий романтизм. И вообще, русское искусство теснейшим образом было связано с романтизмом.
Романтизация своего прошлого, романтизация предания — без этого нация не может существовать. Возьмите народные песни, былины — это и есть романтизация прошлого — гигантские богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич. Это же есть высшая точка развития и нашей музыки — русская опера. «Слово о полку Игореве» Бородина, «Хованщина», «Борис Годунов» Мусоргского, «Псковитянка» у Корсакова. Выявление национального типа, показ национального характера. Ведь это идеальные фигуры нарисованы!
А мы сейчас переживаем плохое время — дегероизацию искусства. И музыка антиромантическая сейчас. Распространилось антиромантическое искусство. Сейчас идет вынужденная дегероизация, но в ней появится дьявольский привкус, если мы сосредоточимся на одном человеке (как у нас сейчас сосредоточились на Сталине) и скажем — вот явилось исчадье ада и все погубило — это будет ложь.
РУССКОЕ ИСКУССТВО должно быть простым, потому что оно христианское искусство. Христос страшно ведь прост. Это самая предельная простота. Никакой двойственности. А вот Иуда — сложная натура. Сложная, потому что он предатель. Христос не сложный, но недостижима эта простота для нас.
Я за предание, я за романтизм. Искусство Мусоргского, Корсакова, Глинки в «Руслане» — это искусство романтическое, но их романтизм гораздо более объемный, чем романтизм немецкий. Я говорю это, безусловно, уважая Бетховена и ценя, и преклоняясь перед ним. Бетховен громадный, циклопический композитор — симфонии, оркестр большой, громадные разбухшие формы, хор дополнительный, громадная во времени протяженность произведения. Это громадный мир неразумный. Для нас природа — разумна только для Бога. Он создатель всего. Он механику и механизм нашей жизни постигает без всякого усилия — Он создал все это. А для нас мир природы непостижим. Мы проникаем на четверть миллиметра и кричим — все замечательно, мы взлетели, запустили шар какой— нибудь… Это все чепуха, потому что к постижению мира мы совершенно не приближаемся. Так же непостижима и природа человека, хотя мы ее анализируем. Только великие люди проникают в психологию.
Так, например, Достоевский. Мы восторгаемся его грандиозным даром проникать в психологию человека. Мусоргский тоже был близок к Достоевскому. Глубже его никто не заглянул из музыкантов в душу человеческую. Никто, ни один из композиторов всех времен и народов. Это явление совершенно уникальное. Он вообще чуждый музыкантам человек. И они его поэтому дружно извергли, совершенно превратив его в ничто. Он не только заглянул — он извлек то, что увидел. И люди — посмотрите — какие у него живые люди!..
Мусоргский не говорил о романтизме совсем. Он наоборот говорил — поэзию жизни живую подайте и так далее. Романтизацию Мусоргский понимал не как приукрашивание мира. Вот посмотрите на его юродивого из «Бориса Годунова» в драматическом театре — это ведь не произведет никакого впечатления без музыки. «Обидели юродивого… отняли копеечку… повели их зарезать так, как зарезал ты маленького царевича». А Мусоргский нашел речь музыкальную для юродивого.
Я, наверное, в этом смысле одинокий человек. Наверное, я слишком глубоко воспринял слова Мусоргского. И природа сама влекла меня к слову. Музыка сейчас эмансипированная. В мире вообще сейчас не слышно музыки полновесной, собственно музыкальной музыки. Мне кажется, что только в союзе со словом она сейчас действенна. Только так. Она воздействует в том виде, как она была изначально у нас. Ведь в России музыка изначально со словом и была связана. Музыкальных инструментов почти не было. Балалайка — три струны. И то это инструмент поздний.
Наша музыка — это пение. Это — наша национальная природа — русских, украинцев, белорусов (тоже несчастных). Они находятся в ужасном положении в смысле искусства. Я не знаю, как им помочь. Это ведь наше родное племя: родной наш народ. Язык их и мелос — это ведь тоже русское. Война по ним прошлась жестоко. У них как-то не растет культура коренной нации. Хотя там были замечательные музыканты — Черняков, например. Но за национализм их всех преследовали. В 20-е — 30-е годы их всех уничтожили. Революция — это ведь гигантское потрясение. И не только для нашего народа. Это мировое потрясение, огромное.
ЗДОРОВОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЧУВСТВО — это общеправильное понимание мира. Когда говорят: русский национализм, шовинизм — возможно, он и есть — но я не вижу этого у лучших людей нашей литературы, нашего искусства. Я не вижу никакого национализма ущербного, оскорбительного для кого-нибудь.
Торжество национального искусства было в Европе после войны 1914 года. Там возникли яркие национальные школы — итальянская, например. Потому такой интерес на Западе и возник к Стравинскому и Прокофьеву, что они были представителями русской национальной культуры, хотя и лишенными большого духовного начала. Но как музыканты — великие, гениальные люди.
Во Франции — шестерка… Потом была «Молодая Франция». В Германии — П. Хиндемит — это настоящий немец. А вот в Вене выросла космополитическая школа. В Венгрии родились два гениальных композитора за всю историю Венгрии (после Листа, но Лист был космополит в немецком русле), собственно венгры, мадьяры — это Барток, и Кодеи в особенности. Останки Бартока сейчас с торжеством перевезли в Венгрию — это национальный герой. Но Кодеи был феноменальный человек. Я имел честь знать его в молодости. Он приезжал к нам в возрасте почти 90 лет. Он был кандидат мятежников на пост президента как личность чтимая, объединяющая нацию. Хотя он был именно композитор, не имел никогда политической деятельности, не был членом никакой партии. Это был хоровой композитор, у него есть венгерский псалом грандиозный. Хоры. Опера «Хари Янош». В Германии последний великий национальный художник — его мало знают у нас — это Карл Орс.
Влияние Мусоргского пока в главном невелико. Он оказал влияние на Прокофьева, на Шостаковича.
Европа сейчас вернулась к венской школе. Но там нельзя говорить о национальной природе музыки.
У нас же сначала была европеизация русской музыки, а теперь — американизация. Русский мелос стирается.
И все-таки жаль, что литераторы сейчас мало слушают музыку. Даже плохая музыка сейчас отражает время. Жадность и крики современной музыки все-таки отражают время.
| Записала Л.БАРАНОВА-ГОНЧЕНКО |
“Завтра”, июль 1998, №26(239) http://zavtra.ru/denlit/050/81.html
Уникальный концерт в Ленинградской филармонии в 1977г. Свиридов Г.В. аккомпанирует Елене Образцовой свои произведения.
СССР, 1977
В исполнении Е.Образцовой романсы и песни Г.Свиридова на стихи А.Пушкина, А.Блока, Б.Корнилова, С.Есенина, А.Прокофьева, М.Исаковского. Партия фортепьяно — Г.Свиридов. Вступительное слово — И.Смоктуновский...
03:34 «Роняет лес багряный свой убор», стихи А.Пушкина
07:30 «Зимняя дорога», стихи А.Пушкина
10:25 «Предчувствие», стихи А.Пушкина
14:30 «Подъезжая под Ижоры», стихи А.Пушкина
16:57 «В Нижнем Новгороде», стихи Б.Корнилова
20:40 «Слеза», слова народные
23:30 «Как прощались, страстно клялись», стихи А.Блока
27:15 «Флюгер», стихи А.Блока
29:45 «За горами, лесами», стихи А.Блока
32:54 «Утро в Москве», стихи А.Блока
35:40 «Русская песня», слова народные
39:45 «Осенью», стихи М.Исаковского
44:40 «Не мани меня ты, воля», стихи А.Блока
49:30 «Невеста», стихи А.Блока
54:13 «Песня под тальянку», стихи С.Есенина
56:10 «Березка», стихи С.Есенина
1:00:07 «В сердце светит Русь», стихи С.Есенина
1:04:00 «Изгнанник», стихи А.Исаакяна в переводе А.Блока
1:07:38 «Русская девчонка», стихи А.Прокофьева
1:10:28 «Русская песня», слова народные
